Неточные совпадения
Услыхав с
другой стороны подъезда шаги, всходившие на лестницу, обер-кельнер
обернулся и, увидав русского графа, занимавшего у них лучшие комнаты, почтительно вынул руки из карманов и, наклонившись, объяснил, что курьер был и что дело с наймом палаццо состоялось.
Шел он торопливо, хотелось
обернуться, взглянуть на старика, но — не взглянул, как бы опасаясь, что старик пойдет за ним. Мысли тоже торопливо являлись, исчезали, изгоняя одна
другую.
Устав стоять, он
обернулся, — в комнате было темно; в углу у дивана горела маленькая лампа-ночник, постель на одном диване была пуста, а на белой подушке
другой постели торчала черная борода Захария. Самгин почувствовал себя обиженным, — неужели для него не нашлось отдельной комнаты? Схватив ручку шпингалета, он шумно открыл дверь на террасу, — там, в темноте, кто-то пошевелился, крякнув.
Прошли две женщины, — одна из них, перешагнув через пятно крови,
обернулась и сказала
другой...
— Кажись — совсем, — сказал один из них,
другой,
обернувшись, спросил Самгина...
Еще прыжок: плетень и канава скрыли бы их
друг от
друга навсегда. За оградой — рассудок и воля заговорят сильнее и одержат окончательную победу. Он
обернулся.
— А если я не сделаю ни того, ни
другого? — спросила она гордо,
обернувшись к нему от окна.
— Какой вздор вы говорите — тошно слушать! — сказала она, вдруг
обернувшись к нему и взяв его за руки. — Ну кто его оскорбляет? Что вы мне мораль читаете! Леонтий не жалуется, ничего не говорит… Я ему отдала всю жизнь, пожертвовала собой: ему покойно, больше ничего не надо, а мне-то каково без любви! Какая бы
другая связалась с ним!..
Кули
обернулся в
другую сторону и крикнул громче.
Я
обернулся на Мадеру в последний раз: она вся закуталась, как в мантию, в облака, как будто занавес опустился на волшебную картину, и лежала далеко за нами темной массой; впереди довольно уже близко неслась на нас
другая масса — наш корабль.
В
другой раз, где-то в поясах сплошного лета, при безветрии, мы прохаживались с отцом Аввакумом все по тем же шканцам. Вдруг ему вздумалось взобраться по трехступенной лесенке на площадку, с которой обыкновенно, стоя, командует вахтенный офицер. Отец Аввакум обозрел море и потом,
обернувшись спиной к нему, вдруг… сел на эту самую площадку «отдохнуть», как он говаривал.
Он думал только о том, что что бы там ни вышло и как бы дело ни
обернулось, а надвигавшаяся окончательная сшибка его с Федором Павловичем слишком близка и должна разрешиться раньше всего
другого.
— То-то и есть, что в уме… и в подлом уме, в таком же, как и вы, как и все эти… р-рожи! —
обернулся он вдруг на публику. — Убили отца, а притворяются, что испугались, — проскрежетал он с яростным презрением. —
Друг пред
другом кривляются. Лгуны! Все желают смерти отца. Один гад съедает
другую гадину… Не будь отцеубийства — все бы они рассердились и разошлись злые… Зрелищ! «Хлеба и зрелищ!» Впрочем, ведь и я хорош! Есть у вас вода или нет, дайте напиться, Христа ради! — схватил он вдруг себя за голову.
Аркадий Павлыч
обернулся к ним спиной. «Вечно неудовольствия», — проговорил он сквозь зубы и пошел большими шагами домой. Софрон отправился вслед за ним. Земский выпучил глаза, словно куда-то очень далеко прыгнуть собирался. Староста выпугнул уток из лужи. Просители постояли еще немного на месте, посмотрели
друг на
друга и поплелись, не оглядываясь, восвояси.
Когда медведь был от меня совсем близко, я выстрелил почти в упор. Он опрокинулся, а я отбежал снова. Когда я оглянулся назад, то увидел, что медведь катается по земле. В это время с правой стороны я услышал еще шум. Инстинктивно я
обернулся и замер на месте. Из кустов показалась голова
другого медведя, но сейчас же опять спряталась в зарослях. Тихонько, стараясь не шуметь, я побежал влево и вышел на реку.
К нему-то я и
обернулся. Я оставил чужой мне мир и воротился к вам; и вот мы с вами живем второй год, как бывало, видаемся каждый день, и ничего не переменилось, никто не отошел, не состарелся, никто не умер — и мне так дома с вами и так ясно, что у меня нет
другой почвы — кроме нашей,
другого призвания, кроме того, на которое я себя обрекал с детских лет.
Словом — куда ни
обернитесь, везде вы встретите людей, действующих по этому правилу: тот принимает у себя негодяя,
другой обирает богатого простяка, третий сочиняет донос, четвертый соблазняет девушку, — все на основании того же милого соображения: «не я, так
другой».
Но дело
обернулось другим образом.
— И я не верю, хоть есть улики. Девка своевольная, девка фантастическая, девка сумасшедшая! Девка злая, злая, злая! Тысячу лет буду утверждать, что злая! Все они теперь у меня такие, даже эта мокрая курица, Александра, но эта уж из рук вон выскочила. Но тоже не верю! Может быть, потому что не хочу верить, — прибавила она как будто про себя. — Почему ты не приходил? — вдруг
обернулась она опять к князю. — Все три дня почему не приходил? — нетерпеливо крикнула ему она
другой раз.
— Еще две минуты, милый Иван Федорович, если позволишь, — с достоинством
обернулась к своему супругу Лизавета Прокофьевна, — мне кажется, он весь в лихорадке и просто бредит; я в этом убеждена по его глазам; его так оставить нельзя. Лев Николаевич! мог бы он у тебя ночевать, чтоб его в Петербург не тащить сегодня? Cher prince, [Дорогой князь (фр.).] вы скучаете? — с чего-то обратилась она вдруг к князю Щ. — Поди сюда, Александра, поправь себе волосы,
друг мой.
— Слышали! Так ведь на это-то ты и рассчитываешь, —
обернулась она опять к Докторенке, — ведь уж деньги теперь у тебя всё равно что в кармане лежат, вот ты и фанфаронишь, чтобы нам пыли задать… Нет, голубчик,
других дураков найди, а я вас насквозь вижу… всю игру вашу вижу!
Эмма Эдуардовна
обернулась назад к Тамаре, которая в числе
других девушек была здесь же, и с глазами, полными холодной зеленой ненависти, прошипела...
Вдруг, мгновенно, ее прелестные глаза наполнились слезами и засияли таким волшебным зеленым светом, каким сияет летними теплыми сумерками вечерняя звезда. Она обернула лицо к сцене, и некоторое время ее длинные нервные пальцы судорожно сжимали обивку барьера ложи. Но когда она опять
обернулась к своим
друзьям, то глаза уже были сухи и на загадочных, порочных и властных губах блестела непринужденная улыбка.
Она собралась к нему на четвертый день после его посещения. Когда телега с двумя ее сундуками выехала из слободки в поле, она,
обернувшись назад, вдруг почувствовала, что навсегда бросает место, где прошла темная и тяжелая полоса ее жизни, где началась
другая, — полная нового горя и радости, быстро поглощавшая дни.
Она вспыхнула и с живостью
обернулась, уронив в свою очередь удочку в воду. Но Александр смотрел уже в
другую сторону.
Санин остановился. Неужели она не придет? Трепет холода внезапно пробежал по его членам. Тот же трепет повторился в нем мгновенье спустя, но уже от
другой причины. Санин услышал за собою легкие шаги, легкий шум женской одежды… Он
обернулся: она!
— Сказывают, в Мазулине Палагеюшка хорошо живет! — начала она,
обернувшись всем корпусом к окну и развязно покачивая ногами, сложенными одна на
другую.
Кожемякин
обернулся, держась за стол, — сзади него, за
другим столом сидели Вася с Максимом, почти касаясь головами
друг друга, и Максим читал, как дьячок над покойником.
Действительно, я нашел дядю за конюшнями. Там, на площадке, он стоял перед группой крестьян, которые кланялись и о чем-то усердно просили. Дядя что-то с жаром им толковал. Я подошел и окликнул его. Он
обернулся, и мы бросились
друг другу в объятия.
Я помню, очень ясно помню только то, что ко мне быстро
обернулось бледное лицо Олеси и что на этом прелестном, новом для меня лице в одно мгновение отразились, сменяя
друг друга, недоумение, испуг, тревога и нежная сияющая улыбка любви… Старуха что-то шамкала, топчась возле меня, но я не слышал ее приветствий. Голос Олеси донесся до меня, как сладкая музыка...
Она молчала, в замешательстве теребя веер. Ее выручил подлетевший к ней молодой инженер. Она быстро встала и, даже не
обернувшись на Боброва, положила свою тонкую руку в длинной белой перчатке на плечо инженера. Андрей Ильич следил за нею глазами… Сделав тур, она села, — конечно, умышленно, подумал Андрей Ильич, — на
другом конце площадки. Она почти боялась его или стыдилась перед ним.
Во все время, как спускали челноки в воду, Гришка ни разу не
обернулся, не взглянул на дом; ему не до того было: поддерживая рукой штоф, он распевал во все горло нескладную песню, между тем как голова его бессильно свешивалась то на одно плечо, то на
другое…
Он не
обернулся посмотреть, кто бросил эти слова. Богатые люди, сначала возбуждавшие в нем робость перед ними, утрачивали в его глазах обаяние. Не раз они уже вырывали из рук его ту или
другую выгодную поставку; он ясно видел, что они и впредь это сделают, все они казались ему одинаково алчными до денег, всегда готовыми надуть
друг друга. Когда он сообщил крестному свое наблюдение, старик сказал...
— Это ты, — раздался знакомый голос на церковной паперти. — Ты жив, мой
друг? Слава богу! — Рославлев
обернулся — перед ним стоял Зарецкой в том же французском мундире, но в русской кавалерийской фуражке и форменной серой шинели.
Вообрази, пожалуй, что говорю не я, а
другой; закрой глаза,
обернись в угол, представь, что тебе говорит какой-нибудь невидимый голос…
Встречные взглядывали на нас слегка расширенными глазами, проходя мимо, как всякие
другие прохожие, но, миновав некоторое расстояние, останавливались:
обернувшись, я видел их неподвижные фигуры, смотрящие вслед нам сосредоточенно и угрюмо.
Не заметила Настя, как завела песню и как ее кончила. Но только что умолк ее голос, на лугу с самого берега Гостомли заслышалась
другая песня. Настя сначала думала, что ей это показалось, но она узнала знакомый голос и,
обернувшись ухом к лугу, слушала. А Степан пел...
— Озолотите меня, — заговорил возница, — чтоб я в
другой раз… — Он не договорил, залпом выпил разведенный спирт и крякнул страшно,
обернулся к Аксинье и прибавил, растопырив руки, сколько позволяло его устройство: — Во величиной…
Возница безнадежно плюхнулся на облучок, выровнялся, качнулся, и мы проскочили в ворота. Факел исчез, как провалился, или же потух. Однако через минуту меня заинтересовало
другое. С трудом
обернувшись, я увидел, что не только факела нет, но Шалометьево пропало со всеми строениями, как во сне. Меня это неприятно кольнуло.
— Ну, да я уж видела!.. А? да, Семен Козырь!..
Другим бы пример подавать, а он сам как козел в горох сигает! Хорошо!.. Обернись-ка ко мне, Семен Козырь.
Пройдя шагов двадцать, они проворно
обернулись назад и подали знак двум
другим мужикам, стоявшим в отдалении с лошадьми, чтобы следовали за ними; те тотчас же тронулись с места и начали огибать поле; никто не заметил этих проделок, тем менее Антон.
Другой молодой парень, стоявший поблизости, ловко подскочил в это время к ней сзади, и та не успела
обернуться, как уже он обхватил мешок обеими руками и закричал, надрываясь от смеха...
Молодая женщина в утреннем атласном капоте и блондовом чепце сидела небрежно на диване; возле нее на креслах в мундирном фраке сидел какой-то толстый, лысый господин с огромными глазами, налитыми кровью, и бесконечно широкой улыбкой; у окна стоял
другой в сертуке, довольно сухощавый, с волосами, обстриженными под гребенку, с обвислыми щеками и довольно неблагородным выражением лица, он просматривал газеты и даже не
обернулся, когда взошел молодой офицер.
К<няжна> Софья (тихо Наташе). Я сию минуту, выходя из кареты, видела Арбенина; он ехал мимо вашего дома и так пристально глядел в окна, что, если б сам император проехал мимо его с
другой стороны, так он бы не
обернулся. (Улыбается.) Будет он здесь?
Я сначала подумал, что это восклицание относится к кому-нибудь
другому, идущему сзади меня, и даже невольно
обернулся назад… Но она смотрела именно на меня, улыбалась и энергично кивала мне головой.
Они вышли из трактира. Сергеев уже летел им навстречу и скороговоркой рапортовал Ярославу Ильичу, что Вильм Емельянович изволят проезжать. Действительно, в перспективе показалась пара лихих саврасок, впряженных в лихие пролетки. Особенно замечательная была необыкновенная пристяжная. Ярослав Ильич сжал, словно в тисках, руку лучшего из
друзей своих, приложился к шляпе и пустился встречать налетавшие дрожки. Дорогою он раза два
обернулся и прощальным образом кивнул головою Ордынову.
Анатоль
обернулся — человек двадцать пленных лежали в крови, одни мертвые,
другие в судорогах — столько же живых и легко раненных стояли у стены.
Но лишь чуть со стороны
Ожидать тебе войны,
Иль набега силы бранной,
Иль
другой беды незваной,
Вмиг тогда мой петушок
Приподымет гребешок,
Закричит и встрепенется
И в то место
обернется».
Доселе я не обращал внимания на
другую сторону, Москва поглотила меня. Страшный звук меди среди этой тишины заставил
обернуться — все переменилось. Печальный, уединенный Симонов монастырь, с черными крышами, как на гробах, с мрачными стенами, стоял на обширном поле, небольшая река тихо обвивала его, не имея сил подвинуть несколько остановившихся барок; кое-где курились огоньки, и около них лежали мужики, голодные, усталые, измокшие, и голос меди вырывался из гортани монастыря.
Обернулся Опанас в одну сторону, в
другую… видит — никого в церкви нет. Влез он на лесенку и протянул руку. И ледве он доторкнулся рукой до намиста, — загремел гром, заблискала блискавица и вся церковь, как стояла, так и провалилась скризь землю… Сбежались из села люди, смотрят, а на месте церкви стоит великое озеро, а в озере колокол звонит…